Somebody mixed my medecine!..
-Уходи.
-Нет.
-Иди отсюда к черту.
-Не пойду.
-Если еще что-то упадет?
-Прибьет нас вдвоем.
-Хочешь сказать, ты такая крутая, что тебе мол не страшно? Я же вижу, как ты трясешься. Это мне-то уже, - горько усмехнулась Ойла. - Почти что все равно.
Адо снова аккуратно протерла лоб Ойлы неизвестно откуда взятой влажной прохладной тряпкой.
-Мне страшно до тошноты. И мне хотелось бы, чтобы мы говорили о чем-то другом. Так ты только разжигаешь страх.
-Ладно. Только у меня к тебе просьба. Не смотри вниз.
-Я уже видела, - горько хмыкает Адо, имея в виду ноги и область ребер, то там, то тут проткнутую арматурой на разную глубину. Черная кровь запеклась вокруг мягким полужидким валиком, и на жуткую секунду показалось, будто все это произрастает из Ойлы. Адо тряхнула головой и закрыла глаза. От накатывающих волн адреналина периодически шевелились волосы на руках.
-Хоук, я пойду немного... проветрюсь. Я понимаю, что ты скажешь, что это опасно. Но мне нужно. Очень. Я не буду попадаться на глаза.
-Иди, - воин отвечает спокойно, глядя глаза-в-глаза, как бы проверяя, на что она сейчас способна, а на что - нет. - Возвращайся до темноты. Сейчас и правда опасно. Тебя все будут ждать, - напоминание, что не нужно делать ничего глупого.
Она разворачивается и уходит. На ногах, будто пружинах, вся напряженная, натянутая, кулаки сжаты. Ступает с такой силой и таким напором, что кажется, будто начнет отталкиваться от земли. Сохранить лицо не получается - Хоук еще легко может ее различить, как она уже не идет - бежит. Изо всех сил,сжимая кулаки еще сильнее, так, что жилы белеют. И наверняка, плача.
Она взлетит далеко отсюда, в глухом безбрежном поле, чтоб без людей. Чтоб - без людей. И не только в конспирации вопрос, далеко не только в ней. Сегодня было слишком много человека, человечности и человечины. Сначала не идет. Воздух не принимает ее - слишком тяжелая. Валяться по траве почти в истерике. Трястись в сухих позывах рвоты. Пытаться рыдать, но слезы почему-то не текут. Надо выплюнуть, выжечь, вырвать из себя это все. Слишком тяжела пока что для полета.
Как хорошо, что она знает этот способ. Боги, скольким же вещам ее научили родители! Родители! Так хотелось бы спрятаться в мамины объятья и стоять, и пусть хоть мир развалится к черту - не страшно. Но сейчас - страшно. Жутко страшно. Первый, кто принял ее, кто помог, вдруг ощерился и показал клыки. Трясло.
Все еще не рыдалось. Адо носилась по полю, мощно взмахивала крыльями, поднимаясь на пару метров, и с хрустом падала в траву. Не лучшая идея с таким избитым телом, но тело не чувствовалось. Все теперь сконцентрировалось внутри, где-то пониже грудины, в солнечном сплетении. Тугой комок из страха и боли свернулся там, забирая на себя все внимание. Казалось, его даже можно прощупать рукой.
Но был один способ. Адо надеялась, сработает. Всегда работало же.
Одиночество действовало, будто бы вода. Постепенно что-то внутри развязывалось, что-то спадало, осыпалось, как засохшая глина. Душа размягчалась. Наконец, сминая траву, хлещущую по ногам, девушка смогла разогнаться и взлететь. Цветы и редкие злаки пригнулись от потока воздуха, а авиана, напряженно махая и так натруженными крыльями, поднималась вверх. Тело едва ощущалось. Безумная жуткая ночь без сна, раны и удары, нервы - все это странно ушло куда-то в небытие. Сейчас были только мысли. Они лезли в глаза и набивались в рот, и девушка миллионы раз прокручивала в голове слова, но ничего не подходило. Ничего. Будто стена из толстого стекла встала между ними. Что бы она ни кричала - не докричится. Блондинистый маг, стоящий по ту сторону, будет только кивать и улыбаться. Бессмысленно. Бесчувственно.
Но самое худшее было не это. Казалось, этот пожар достал и до самого важного - до ее маленькой птичье души, - и оставил ожег. Страшный. Уродливый. И он болел, мучил, не давал покоя. Но у Адо не находилось слов, чтобы сказать о нем. Ничего не подходило, ничего из тех мыслей, нагло оттягивавших ее веки и рвущих губы.
По телу снова начали прокатываться волны дрожи. На этот раз, Адо надеялась, от высотного холода. Она была одета не самым подходящим образом для таких полетов, но хотелось выше. Еще выше. Заморозить это жгучее внутри.
Это сработало, когда она увидела парня,в которого была влюблена, с другой. Работало, когда ссорилась с родителями или друзьями. Работало, когда нападала внезапная хандра. Это напоминало ей, кто она и откуда. Напоминало, что всегда есть нечто более. И для кого-то нужно было пройти сквозь огонь, чтоб очиститься, для кого-то - сквозь воду, а для крылатой это был воздух. Холодные будоражащие струи, мощным напором выдувающие все мысли из головы.
На достаточной высоте, когда кончики пальцев уже посинели и онемели, авиана сложила крылья. Долю секунды она зависла в воздухе, а затем рухнула вниз. Раскинула руки. Едва сдержалась, чтоб не закричать - испуганно и даже как-то радостно. Ощущение адреналиновой щекотки с годами уменьшалось, но никогда не уходило полностью. Вот и в этот раз хотелось визжать, чувствуя, как ее маленькое и легкое тело купается в воздухе. Мир перевернут. Если закрыть глаза, казалось, что падаешь в небо. Вокруг - ничего. И это ничего помогало почувствовать свое тело. Напор воздуха был мощный. Не то, что ты находишься в состоянии покоя и падаешь, будто пушинка. Нет. Пальцы, казалось, оторвет или вывернет, руки и ноги обдувало с огромной силой, выталкивая наверх. Лежать на воздухе, положиться на него, отпустить свое тело - это было то, что нужно. Адо чувствовала, как телом рассекала его, и как сильны были потоки, прорывавшиеся между пальцами и между телом и руками.
Это всегда помогало выдуть дурные мысли из головы. А если закрыть глаза на минутку и проглотить огромную волну щекотного испуга, то вообще возвращалось тело. Ты была не сознанием, ты была телом. Маленьким, потерянным телом на фоне этого огромного неба. Легким и незначительным для него, по сути. Но важным - все равно важным. Бог во всем. Наконец, вернулись ощущения. Боль в бедре и ноющее ощущение от растяжения в крыле, жжение от сотен ссадин и ран. Адо была даже рада этому. Тугой комок упорно не желал растворяться, как это было обычно. Этот был слишком большой и болезный. Он прицепился крючком и несся где-то за Адо, никак не желая оторваться. Оторвавшись, он бы увлек за собой и часть ее души. Но теперь девушка не чувствовала ментальной боли. Раненная душа билась в радости. В радости!
Земля стремительно приближалась. Здоровое крыло рвануло больно, а растянутое - еще больнее, когда Адо резко открыла их. Приземлилась не самым удачным способом - рухнув в траву и покатившись почти кубарем. Тело ослабло. Тот адреналин и боль, на котором оно продержалось всю ночь, наконец-то нашел выход. И вытекал из нее с каждой секундой, так что нужно было поспешить обратно, чтобы вообще дойти, а не упасть без сил посреди поля.
-Венок, - торжественно провозгласила Адо, напяливая его на голову почти дремлющей сидя Изабелле. - Тебе букет, ты лежишь, а носить лежа венок неудобно, - положила с Ойлой на столике рядом огромный, пышный букет полевых цветов.
Пострадавшая чихнула и застонала об боли сотрясшегося тела, Адо хохотнула:
-А ходить в венке и чихать - тем более. Простите, парни, - провозгласила она, повернувшись в сторону мужской компании, отдыхавшей здесь же. - Вам не сплела, не нашлось подходящих цветов. А плести венок для мужчины из женских цветов - это оскорбление!
-Однозначно, - деловито улыбнулся Хоук, вообще слабо имеющий представление о том, что цветы делились на женские и мужские. Он смотрел на Адо, устало, но относительно спокойно что-то вещавшую о венках и с облегчением понимал, что она проглотила произошедшее. Пусть ей жжет, это выдавали круги под глазами и немного потухший взгляд, будто частью мыслей она все еще была там, но частью была здесь.
Они это пережили.
В тот день все даже спали в гостиной - просто, кто где упал. Расставаться не хотелось.
-Нет.
-Иди отсюда к черту.
-Не пойду.
-Если еще что-то упадет?
-Прибьет нас вдвоем.
-Хочешь сказать, ты такая крутая, что тебе мол не страшно? Я же вижу, как ты трясешься. Это мне-то уже, - горько усмехнулась Ойла. - Почти что все равно.
Адо снова аккуратно протерла лоб Ойлы неизвестно откуда взятой влажной прохладной тряпкой.
-Мне страшно до тошноты. И мне хотелось бы, чтобы мы говорили о чем-то другом. Так ты только разжигаешь страх.
-Ладно. Только у меня к тебе просьба. Не смотри вниз.
-Я уже видела, - горько хмыкает Адо, имея в виду ноги и область ребер, то там, то тут проткнутую арматурой на разную глубину. Черная кровь запеклась вокруг мягким полужидким валиком, и на жуткую секунду показалось, будто все это произрастает из Ойлы. Адо тряхнула головой и закрыла глаза. От накатывающих волн адреналина периодически шевелились волосы на руках.
-Хоук, я пойду немного... проветрюсь. Я понимаю, что ты скажешь, что это опасно. Но мне нужно. Очень. Я не буду попадаться на глаза.
-Иди, - воин отвечает спокойно, глядя глаза-в-глаза, как бы проверяя, на что она сейчас способна, а на что - нет. - Возвращайся до темноты. Сейчас и правда опасно. Тебя все будут ждать, - напоминание, что не нужно делать ничего глупого.
Она разворачивается и уходит. На ногах, будто пружинах, вся напряженная, натянутая, кулаки сжаты. Ступает с такой силой и таким напором, что кажется, будто начнет отталкиваться от земли. Сохранить лицо не получается - Хоук еще легко может ее различить, как она уже не идет - бежит. Изо всех сил,сжимая кулаки еще сильнее, так, что жилы белеют. И наверняка, плача.
Она взлетит далеко отсюда, в глухом безбрежном поле, чтоб без людей. Чтоб - без людей. И не только в конспирации вопрос, далеко не только в ней. Сегодня было слишком много человека, человечности и человечины. Сначала не идет. Воздух не принимает ее - слишком тяжелая. Валяться по траве почти в истерике. Трястись в сухих позывах рвоты. Пытаться рыдать, но слезы почему-то не текут. Надо выплюнуть, выжечь, вырвать из себя это все. Слишком тяжела пока что для полета.
Как хорошо, что она знает этот способ. Боги, скольким же вещам ее научили родители! Родители! Так хотелось бы спрятаться в мамины объятья и стоять, и пусть хоть мир развалится к черту - не страшно. Но сейчас - страшно. Жутко страшно. Первый, кто принял ее, кто помог, вдруг ощерился и показал клыки. Трясло.
Все еще не рыдалось. Адо носилась по полю, мощно взмахивала крыльями, поднимаясь на пару метров, и с хрустом падала в траву. Не лучшая идея с таким избитым телом, но тело не чувствовалось. Все теперь сконцентрировалось внутри, где-то пониже грудины, в солнечном сплетении. Тугой комок из страха и боли свернулся там, забирая на себя все внимание. Казалось, его даже можно прощупать рукой.
Но был один способ. Адо надеялась, сработает. Всегда работало же.
Одиночество действовало, будто бы вода. Постепенно что-то внутри развязывалось, что-то спадало, осыпалось, как засохшая глина. Душа размягчалась. Наконец, сминая траву, хлещущую по ногам, девушка смогла разогнаться и взлететь. Цветы и редкие злаки пригнулись от потока воздуха, а авиана, напряженно махая и так натруженными крыльями, поднималась вверх. Тело едва ощущалось. Безумная жуткая ночь без сна, раны и удары, нервы - все это странно ушло куда-то в небытие. Сейчас были только мысли. Они лезли в глаза и набивались в рот, и девушка миллионы раз прокручивала в голове слова, но ничего не подходило. Ничего. Будто стена из толстого стекла встала между ними. Что бы она ни кричала - не докричится. Блондинистый маг, стоящий по ту сторону, будет только кивать и улыбаться. Бессмысленно. Бесчувственно.
Но самое худшее было не это. Казалось, этот пожар достал и до самого важного - до ее маленькой птичье души, - и оставил ожег. Страшный. Уродливый. И он болел, мучил, не давал покоя. Но у Адо не находилось слов, чтобы сказать о нем. Ничего не подходило, ничего из тех мыслей, нагло оттягивавших ее веки и рвущих губы.
По телу снова начали прокатываться волны дрожи. На этот раз, Адо надеялась, от высотного холода. Она была одета не самым подходящим образом для таких полетов, но хотелось выше. Еще выше. Заморозить это жгучее внутри.
Это сработало, когда она увидела парня,в которого была влюблена, с другой. Работало, когда ссорилась с родителями или друзьями. Работало, когда нападала внезапная хандра. Это напоминало ей, кто она и откуда. Напоминало, что всегда есть нечто более. И для кого-то нужно было пройти сквозь огонь, чтоб очиститься, для кого-то - сквозь воду, а для крылатой это был воздух. Холодные будоражащие струи, мощным напором выдувающие все мысли из головы.
На достаточной высоте, когда кончики пальцев уже посинели и онемели, авиана сложила крылья. Долю секунды она зависла в воздухе, а затем рухнула вниз. Раскинула руки. Едва сдержалась, чтоб не закричать - испуганно и даже как-то радостно. Ощущение адреналиновой щекотки с годами уменьшалось, но никогда не уходило полностью. Вот и в этот раз хотелось визжать, чувствуя, как ее маленькое и легкое тело купается в воздухе. Мир перевернут. Если закрыть глаза, казалось, что падаешь в небо. Вокруг - ничего. И это ничего помогало почувствовать свое тело. Напор воздуха был мощный. Не то, что ты находишься в состоянии покоя и падаешь, будто пушинка. Нет. Пальцы, казалось, оторвет или вывернет, руки и ноги обдувало с огромной силой, выталкивая наверх. Лежать на воздухе, положиться на него, отпустить свое тело - это было то, что нужно. Адо чувствовала, как телом рассекала его, и как сильны были потоки, прорывавшиеся между пальцами и между телом и руками.
Это всегда помогало выдуть дурные мысли из головы. А если закрыть глаза на минутку и проглотить огромную волну щекотного испуга, то вообще возвращалось тело. Ты была не сознанием, ты была телом. Маленьким, потерянным телом на фоне этого огромного неба. Легким и незначительным для него, по сути. Но важным - все равно важным. Бог во всем. Наконец, вернулись ощущения. Боль в бедре и ноющее ощущение от растяжения в крыле, жжение от сотен ссадин и ран. Адо была даже рада этому. Тугой комок упорно не желал растворяться, как это было обычно. Этот был слишком большой и болезный. Он прицепился крючком и несся где-то за Адо, никак не желая оторваться. Оторвавшись, он бы увлек за собой и часть ее души. Но теперь девушка не чувствовала ментальной боли. Раненная душа билась в радости. В радости!
Земля стремительно приближалась. Здоровое крыло рвануло больно, а растянутое - еще больнее, когда Адо резко открыла их. Приземлилась не самым удачным способом - рухнув в траву и покатившись почти кубарем. Тело ослабло. Тот адреналин и боль, на котором оно продержалось всю ночь, наконец-то нашел выход. И вытекал из нее с каждой секундой, так что нужно было поспешить обратно, чтобы вообще дойти, а не упасть без сил посреди поля.
-Венок, - торжественно провозгласила Адо, напяливая его на голову почти дремлющей сидя Изабелле. - Тебе букет, ты лежишь, а носить лежа венок неудобно, - положила с Ойлой на столике рядом огромный, пышный букет полевых цветов.
Пострадавшая чихнула и застонала об боли сотрясшегося тела, Адо хохотнула:
-А ходить в венке и чихать - тем более. Простите, парни, - провозгласила она, повернувшись в сторону мужской компании, отдыхавшей здесь же. - Вам не сплела, не нашлось подходящих цветов. А плести венок для мужчины из женских цветов - это оскорбление!
-Однозначно, - деловито улыбнулся Хоук, вообще слабо имеющий представление о том, что цветы делились на женские и мужские. Он смотрел на Адо, устало, но относительно спокойно что-то вещавшую о венках и с облегчением понимал, что она проглотила произошедшее. Пусть ей жжет, это выдавали круги под глазами и немного потухший взгляд, будто частью мыслей она все еще была там, но частью была здесь.
Они это пережили.
В тот день все даже спали в гостиной - просто, кто где упал. Расставаться не хотелось.