Somebody mixed my medecine!..
Попасть в переплет. Угодить в передрягу и чувствовать, как нитки судьбы прошивают твое тело насквозь. Так и не иначе. Странно. Уже года полтора как не страшно, а слезы почему-то льются такие горячие и такие безудержные.
-Убирайся оттуда! -рычит где-то прямо над ухом, рокочет его голос, злой и срывающийся. - Пр-роваливай!
Но Ойла не собирается проваливать. Что-то тянет ее туда, в самый центр, в самое око бури. Состояние страшное, пьяное. Концентрации - ноль. И тело как будто растворяется в этом всем. Говорят, как раз так и можно пройти поле битвы и выйти невредимым. Говорят, так ты становишься невидимкой, неуязвимым.
В его руке порхает тяжеленный кусок металла будто бы тонкая веточка.
-Говорят тебе - вали! - с клекотом, с закипающей злостью да за воротник и в сторону.
Трещит крепкая ферелденская ткань. Эх, хорошая была рубаха! Интересно, воротник останется у него в руках?
Когда боль схлынет и мир обратно покажется из зеленой пелены, она увидит спину в панцире, покрытом мягкими синими отливами. Татуировки светятся, меч взмывает с поразительной скоростью и частотой.
-За здание! Быстро! Если не хочешь, чтобы нас прижали к стене и превратили в отбивную!..
Чем больше подступают нападающие, тем больше в нем ярости. Голубоватый свет из мягкого постепенно переходит в яркий, режущий. Ойла старается подняться, но силы в самый неподходящий момент покидают тело. Состояние почти спокойное, только время от времени прошибает нервная судорога.
-Что ты мешкаешь? - снова рычит. Не на исходе сил, но слышно, как ему тяжело - дышит часто.
-Я не могу встать, - признается как в чем-то сокровенном. За столько дней впервые показать ему слабость.
-А-а, чтоб тебя!
Эльф делает выпад и описывает мечом широкую дугу, заставляя противников отшатнуться. Ойле вдруг ясно видится, как легко бы сталь резала сталь, если бы он попал Будто ножом по маслу. Масло. Масляная.
Дальше все происходит быстро, так, что едва успеваешь вдыхать. Эльфийка только помнит, как неприятно упираются остья перьев, украшающих доспехи Фенриса, но вот он ее уже опускает на землю где-то в отдаленном дворе.
-Ну, что? Какого черта ты туда полезла? - не кричит, но морщится, будто собрался рычать, словно злой пес. - Бабы, бабы! - она никогда не слышала, чтобы эльф говорил о противоположном поле так неуважительно. - Вечно из-за вас какие-то проблемы... Ты понимаешь, что мы бы оба там головы сложили, будь я обычным, без этих... отметин?
-Понимаю, - кивает Ойла, не чувствуя ни вины, ни страха, ни стыда. Дышит глубоко и пытается ухватить ускользающее сознание. Мир по сантиметру погружается в пустоту. Звук уже отключили давно, и девушка только механически кивает что-то втирающему Фенрису. Интересно, когда он поймет, что она его не слышит? Тяжелые горячие веки прикрывают глаза, и последнее, что она видит - эльфа, склонившегося близко-близко, так, что можно различить сетку радужки, если присмотреться.
А дальше - темнота.
-Убирайся оттуда! -рычит где-то прямо над ухом, рокочет его голос, злой и срывающийся. - Пр-роваливай!
Но Ойла не собирается проваливать. Что-то тянет ее туда, в самый центр, в самое око бури. Состояние страшное, пьяное. Концентрации - ноль. И тело как будто растворяется в этом всем. Говорят, как раз так и можно пройти поле битвы и выйти невредимым. Говорят, так ты становишься невидимкой, неуязвимым.
В его руке порхает тяжеленный кусок металла будто бы тонкая веточка.
-Говорят тебе - вали! - с клекотом, с закипающей злостью да за воротник и в сторону.
Трещит крепкая ферелденская ткань. Эх, хорошая была рубаха! Интересно, воротник останется у него в руках?
Когда боль схлынет и мир обратно покажется из зеленой пелены, она увидит спину в панцире, покрытом мягкими синими отливами. Татуировки светятся, меч взмывает с поразительной скоростью и частотой.
-За здание! Быстро! Если не хочешь, чтобы нас прижали к стене и превратили в отбивную!..
Чем больше подступают нападающие, тем больше в нем ярости. Голубоватый свет из мягкого постепенно переходит в яркий, режущий. Ойла старается подняться, но силы в самый неподходящий момент покидают тело. Состояние почти спокойное, только время от времени прошибает нервная судорога.
-Что ты мешкаешь? - снова рычит. Не на исходе сил, но слышно, как ему тяжело - дышит часто.
-Я не могу встать, - признается как в чем-то сокровенном. За столько дней впервые показать ему слабость.
-А-а, чтоб тебя!
Эльф делает выпад и описывает мечом широкую дугу, заставляя противников отшатнуться. Ойле вдруг ясно видится, как легко бы сталь резала сталь, если бы он попал Будто ножом по маслу. Масло. Масляная.
Дальше все происходит быстро, так, что едва успеваешь вдыхать. Эльфийка только помнит, как неприятно упираются остья перьев, украшающих доспехи Фенриса, но вот он ее уже опускает на землю где-то в отдаленном дворе.
-Ну, что? Какого черта ты туда полезла? - не кричит, но морщится, будто собрался рычать, словно злой пес. - Бабы, бабы! - она никогда не слышала, чтобы эльф говорил о противоположном поле так неуважительно. - Вечно из-за вас какие-то проблемы... Ты понимаешь, что мы бы оба там головы сложили, будь я обычным, без этих... отметин?
-Понимаю, - кивает Ойла, не чувствуя ни вины, ни страха, ни стыда. Дышит глубоко и пытается ухватить ускользающее сознание. Мир по сантиметру погружается в пустоту. Звук уже отключили давно, и девушка только механически кивает что-то втирающему Фенрису. Интересно, когда он поймет, что она его не слышит? Тяжелые горячие веки прикрывают глаза, и последнее, что она видит - эльфа, склонившегося близко-близко, так, что можно различить сетку радужки, если присмотреться.
А дальше - темнота.