Белое влажное лезвие оплывает кровью, покрывается ею. Она мешается с блестящими каплями воды, притягивает ее на себя, разбавляется и дальше скользит по гладкому и ясному металлу. Белые одежды багровеют, набухают от жидкости жизни. Так её тут называют.
Он вытаскивает нож плавно, и я буквально чувствую движение лезвия. Окунает в серебряную чашу со священной водой и вонзает еще раз - в другой бок. Я корчусь, вскрикиваю. Точнее - корчится моё тело. Сознание постепенно уплывает, срывается, как лепестки пионов, которые здесь кругом, кругом. "Моя могила будет устлана пионами".
Раны жгут. Я пытаюсь отрешиться от боли. Моё тело - клетка. Клетка. Я просто неудачно попавшаяся птица, я просто неудачно...
Так глупо погибать из-за этого. Кругом толпа, огромная толпа смотрит на это. Огромная толпа, фанатичные выкрики которой гудят, насыщая воздух. Кажется - еще минута, и грянет гром.
Но я хочу жить. Хочу жить. Хочу…
Это безумно долго, безумно трудно – умирать. И мне так не… Я еще успеваю увидеть, как срываются капли кристальной воды с ножа, прежде чем мои глаза застилают слёзы. Я сжимаюсь в точку, превращаюсь в ничто, растворяюсь. Кажется, я существую только в четырех вещах: трёх саднящих ранах и глазах, которые жгутся от слез. Кто-то заботливо отирает их шелковой тканью. Какая роскошь. Я всегда мечтала о роскоши, всегда!
Но вот я вся в парче и шелках, в серебре и красном атласе. Только вот уже умирать. Какая неудача, какая насмешка. Они оставят эти одежды, оставят платок, промоченный моими слезами. Я чувствую себя такой жалкой. Кругом фанатичная толпа завывает ритуальную песню. Они верят, будто происходит что-то из ряда вон! Они верят, будто я каким-то образом повлияю на урожай этого года, на погоду и процветание. Все они. Взгляд жреца пустой, дурманный. Только на секунду, когда и я сама прихожу в какое-то подобие сознания, я ловлю стальной взгляд. Он-то знает. Он знает.
Но зачем тогда ему жидкость моей жизни?
Над головой безумно, божественно красивое небо. Синее-синее, и белые облака, будто куски ткани на подоле богатого господина. Махни подолом, небесный владыка, сделай так, чтобы это поскорее закончилось.
Дурной едкий запах долетает уже как будто издалека. Всё плывет, краски смываются, разбавляются, будто кровь, которая смешивается с водой. Они ждут, когда я увижу. Вдруг последний раз страх ударяет по телу, оно конвульсивно содрогается. А если не увижу? Если не… Что они тогда сделают со мной?
Мир разделяется, расслаивается, раскрывается, как ракушка. Я терзалась, что должна гордиться, но не горжусь. Я всё время терзалась. Такая великая честь! Сколько раз я слышала слова, что мне завидуют, сколько раз. А мне всё хотелось сказать: иди, иди и встань за меня.
Я чувствую, будто в голове перекатывается какая-то маленькая, но важная мысль. Скользкий её шарик никак не дается, каждый раз кажется, будто вот-вот – и я раскушу ее, разгрызу и достану сладкий сок. Сознание всё больше туманится. Я уже не думаю, я вижу. Жжение ран становится похожим на глухой звук, на тихое эхо в отдалении. Я будто силюсь расслышать его, но оно всё истончается и истончается, делается неслышимым. Я не слышу своего тела. Я умерла?
Я судорожно выдыхаю, хриплю. Они ждут. Я знаю, как они ждут, что я начну говорить. Они будут ловить каждое слово, каждую интонацию. И я уже вижу, как брезжит что-то там, вдалеке. Ракушка мира разломана камнем. Сейчас я достану, сейчас я съем моллюск. Становится теплее и теплее. Мысли отступают, будто волны моря. Остается чистая гладь. Сейчас я…
Издалека я чувствую конвульсии, как корчатся в судорогах пальцы, как бьется тело. Издалека я слышу голос, смутно похожий на мой:
-Я хочу жи-и-и-ить!

Было темно. Потом я увидела, как из-за горизонта, терявшегося в тумане, медленно поднимается солнце. Или что-то похожее на него. Странно, что солнце выглядело, будто луна. Большим тонким красным серпом оно поднималось все выше и выше. Я тяжело выдохнула и распахнула глаза.
Сон? Полубред?
Мягкие сумерки обернули комнату. Где я? Что это за место, загробный мир?
Я попыталась двинуться, бок прорезала жуткая боль. Ребра перетянуты тканью. Бинты совсем свежие. Жива? Каким образом? Специально оставили в живых, чтобы еще мучить. Я с усмешкой вспомнила свои последние слова. Я хочу жить. И вот, кажется, жива. Хотя... кто знает?
Встать не получалось. Даже если и живая, что делать? Что это за место?
Вдруг кругом эти фанатики? Паника волнами подтапливала сознание, и уставшее разбитое тело совсем уплывало из-под контроля. Зашумели шаги. Я сглотнула, чувствуя, как страх плавит мои кости.
Вошедший был мне незнаком. Одежда его была чистой, но очень простой. Бедняк какой-то? На конченого фанатика не похож... я собралась с силами, но вместо чего-то нормального едва слышно прохрипела:
-Где я?
-В безопасности.
Но голос настолько насыщенный силой, что трудно поверить, будто бы он обычный человек. Он привык управлять.
Мысли тяжело ворочаются в моей туманной голове. Сумерки не позволяют увидеть лица. Но ни походка, ни манера держаться, ни голос мне не знакомы. Я уверена, что если бы хоть раз слышала его в жизни, то запомнила бы.
На секунду повисла неприятная тишина. Я невольно поежилась. Почему он молчит? Почему не уходит?
-Я... - замялся на секунду? - сейчас принесу свежие бинты и пищу.
Ого, как говорит! Чисто, литературно. Аристократ? Или же наоборот, думает, что я - аристократка? Хотя, что можно по одной фразе сказать?
Снова стало тихо. Я почувствовала себя вдруг такой уставшей и такой беспомощной... Он действительно вернулся очень скоро с подносом еды, водой, бинтами и ножом. Как только я увидела лезвие, блеснувшее в свете пламени лампы, сознание помутилось. Удар. Удар. Еще удар.
В рту стало солоно, голова закружилась. Горячая паника захлестнула сознание. Я не видела, что он делал, но когда пришла в себя, он держал холодную мокрую тряпку у моего лба. Я судорожно сглотнула, обернулась и невольно задержалась взглядом на его лице. Он встретил мой взгляд, и я испугалась, покраснела.
Я старалась не смотреть на поднос, чтобы не видеть лезвие.
-Нужно есть, чтобы раны заживали.
От этих слов меня снова невольно передернуло. Некоторое время я просто молчала.
-Ладно, тогда позволь перебинтовать.
В лицо будто брызнули кипятком. Перебинтовать? Воздуха в комнате резко стало мало. И что мне ему говорить? Аристократ вопросительно и выжидающе смотрел на меня. Неужели он не понимает, что меня останавливает?
-Мы незнакомы, - тихо начала я, - а для того, чтобы сменить бинты, мне нужно... ну...
Вот смущаться перед ним мне вообще не хотелось. Осознание ударило, как резкий запах. Конечно! Наверняка он думает, что я что-то типа храмовой жрицы в лучшем случае… Проще говоря – проститутка.
Сглотнув, я тихо начала:
-Вы что, думаете, я девушка такого...
К счастью, до него дошло раньше, чем я успела закончить фразу.
-Простите! Я вовсе не это имел в виду. Я не намеревался вас обидеть. Поешьте пока, я решу эту проблему.
Он поднялся и стремительно вышел. Я облегченно выдохнула. Может, самой как-то попробовать? Ткань прилила к ранам, и попытки оторвать причиняли жуткую боль. Нужно было что-то, чтобы разрезать. При этой мысли тошнота подступила к горлу. Я все еще старалась не смотреть на поднос.
Снова послышались шаги, но мне казалось, что на этот раз они были мягче. Вошла женщина лет сорока, тепло улыбнулась. В моем сердце будто что-то надломилось. На секунду стекло реальности искривилось, и я увидела свою маму. Казалось, в тот момент мне хватит сил не то, что встать - вскочить, чтобы броситься ей на шею. Но наваждение прошло.
-Здравствуйте. Меня зовут Мэйварис или же просто Мэй. Хозяин прислал ухаживать за вами.
Хозяин? Все-таки богач, слуги есть.
Бинтовала она бережно и умело. Сначала дала бинтам размокнуть, аккуратно срезала небольшими ножницами (дорогая вещица, похоже!), промыла раны и снова забинтовала.
-Он меня спас? - вопрос вырвался сам собой, я даже осмыслить его не успела.
-Господин? Да. Но я подробностей не знаю, вам лучше с ним об этом поговорить.
А если и знает, все равно не скажет ничего...
Сон не шел. Раны жгли и болели. Я буквально чувствовала, как вокруг них пульсировала кровь. Мое тело сражалось. Мое тело хотело жить. А я?
Я выпила только немного воды, но почувствовала, что нужно выйти. Мэй уже спала. И тут все было продумано, она должна была оставаться со мной в комнате. Хотя какая-то другая часть меня говорила: сторожить, чтобы ты не сбежала. Да и куда в таком состоянии бежать?
-Мэй, - тихонько позвала я. -Мэй, вы спите?
Она ничего не ответила. Видно, мой голос был слишком слабым.
-Мэ-эй, - я постаралась выговорить это четче и громче, при этом чувствуя, как кровь подступает к щекам.
Ответа не последовало. Третий раз звать было неловко, так что я постаралась привстать. На удивление, это было не такой и пыткой. Только в тех моментах, когда кожа сжималась или растягивалась, я чувствовала адскую боль. Так что перемещаться нужно было, не двигая корпусом. Медленно и неуклюже я направилась в сторону выхода. Мэй, как оказалось, в комнате не было. И это почему-то вызвало страх. А что, если они там совещаются, как от меня избавиться? Миновав небольшой темный коридорчик, я попала в широкий зал с колоннами. Выглядело это очень внушительно. Тишина царила такая, что было слышно, как далеко откуда-то скапывает на пол вода. В углах слежалась насыщенная темнота. На секунду я даже забыла о том, зачем вышла, забыла весь этот кошмар, боль своего тела и души, и просто так стояла, маленький человек в огромном, наполненном кристальным лунным светом храме. Песчинка в руках божества.
Я будто бы оказалась дома. Мгновение – распахнутся тяжелые двери, войдет процессия со свечами, заведут меня, маленькую, напуганную. Старейшина усадит меня к себе на колени и будет петь очень старую и очень красивую песню, а хор будет отзываться. И звук, ясный, звонкий, будет разбиваться о мраморные стены храма.
Наваждение прошло так же внезапно, как и накатило. Я попыталась резко обернуться на звук шагов и невольно вскрикнула от боли. Через зал ко мне направлялся этот аристократ. Видно было, что он собирался что-то сказать, но сил нарушить эту молочно-лунную тишину не было. Когда подошел, заговорил тихо:
-Я не хотел вас напугать.
С одной стороны, он был прав: вздрогнула-то я от испуга, но почему-то я выпалила:
-Это не от страха, от боли.
Он кивнул, даже не улыбнувшись. Как будто, так и надо! Я невольно нахмурилась.
-Зачем вы вышли? Вам что-то нужно?
-Да, я… - вот засада, второй раз с того момента, как я пришла в себя! – Да нет… Просто, пройтись решила.
Он пронзительно посмотрел на меня:
-А где Мэй?
-Не знаю… В комнате ее не было.
Храм продувало со всех сторон, и я, видимо, заметно дрожала.
-Пойдемте, я проведу вас.
-Нет, я… - замялась. Черт, ну почему он меня так смущает?! – Мне еще нужно в ванную, если тут есть…
Моим спасением стала вовремя подоспевшая Мэй. В тот момент я снова расслабилась, будто какие-то ремни, стягивающие мою душу, разом лопнули. Перед глазами снова задрожала картина из далекого прошлого. Мы шли, минуя колонны, и за каждой из них я видела родных и знакомых мне людей. Летними ночами у нас никогда не было так холодно, даже не смотря на то, что храм продували все четыре ветра. Обернувшись перед тем, как нырнуть в очередную арку, я увидела красивый силуэт. Аристократ стоял недвижимо и, кажется, провожал нас взглядом. Хоть, может, он тоже смотрел куда-то невидящим взором, а перед глазами вставали другие картины. Его дома, близких или любимой...
Я хочу домой. Я хочу туда, где тепло.