Ерундовинка №2

[piy-piy]

делать бы мне задание вместо этого, ккк
Но до того, как он успевает что-то сделать, босые ноги неприятно хрустят по гравиевой дорожке. И кто придумал в таком шикарном особняке выложить их мелкими камешками? Кожа лопается, рвется и проступает кровь. Бегущая морщится с каждым шагом, но продолжает бежать
В конце концов, ты изменилась.
Платье мешает движению, но сознание концентрируется настолько, что боль и неудобства перестают донимать. Перестают существовать. Сейчас станет легче. Сейчас боль уйдет. Вспыхивает пламя, сознание захлестывает непреодолимая волна адреналина, и тело становится удивительно легким, удивительно сильным, послушным, гибким. Каждая мышца, каждый нерв готовы отозваться на команду сознания. Сопротивляться ощущению не хочется. Движение немного замедляется, пока по телу ползет обжигающий жар, мурашки, щекотка – что угодно, это не описать.
В йоге, кажется, это можно назвать праной. Прана достает до самых кончиков пальцев руки, а дальше такой сильный размах, что от сопротивления воздуха болит рука, и взрыв энергии в отдалении.
Прана пронизывает всю вселенную и сейчас ты, человечишка, хватаешься за это покрывало пальцами, дергаешь его, мутишь воду, устраиваешь бурю в стакане. Ты не бьешь и не убиваешь. Ты ворочаешься на одеяле праны. Нельзя совершить движение в вакууме. Нельзя швырнуть энергией – она везде. Ты заставляешь ее взорваться в определенном месте, пока ты стоишь на гравии, и твои раненные ноги неприятно щиплют. Как после этого снова надевать туфли?
В таком состоянии можно все. Нет вещей, которых боишься, нет вещей, которых стесняешься или не можешь. Прана пронизывает все тело – от макушки до кончиков пальцев.
Стало тихо. Проблема была устранена, как бы жестко это не звучало. Моро оперлась о дерево, высоко, насколько позволяло платье, подняла правую ногу и согнула в колене, чтобы посмотреть, как там стопа. Куча мелких царапин и вмятин не представляли ничего серьезного, но обещали помучить еще пару часов сегодняшнего и так не в меру длинного дня. Как всегда, после применения энергии, наступал «откат» в виде едва переносимого бессилия. Казалось, колени сейчас вывернутся, кости сломаются и Моро просто бесчувственным мешком рухнет на гравий, разбив лицо. На задворках сознания проскочила мысль, что на такой шум должен бы уже кто-то прийти, но обдумывания эта мысль не удостоилась. Сейчас ничего не было его достойно. Нона стояла, слегка подогнув левую ногу, положив на нее сверху согнутую правую, и тупо бессмысленно массировала многострадальную стопу. Казалось, в глубине мышц зарождались судороги, и это срочно нужно было предотвратить.
-Оя-оя, какой разврат, - не успел подошедший еще толком произнести первый звук, как Моро с усилием плюхнула ногу на землю и вспыхнула не хуже красного знака на светофоре.
-Не то, чтобы я особо обманывался на счет твоего воспитания, но это…
Цвет щек девушки стал из красного каким-то почти вишневым, а кончик носа и скулы почему-то наоборот – побелели. В полуобморочном состоянии Моро снова оценила позицию, в которой она стояла и догадалась, о чем говорил этот нежданный гость. Не помня себя от стыда, девушка ринулась куда-то в сторону, даже толком не пытаясь добежать до определенного места – просто убраться оттуда. Спрятавшись в темной и отдаленной беседке, Моро плюхнулась на скамейку. Сердце, казалось, не билось, а трепетало, а кожу шеи и лица будто кто-то припекал каленным железом изнутри. Ладно бы еще брат или кто, но перед ним!.. Перед этим!
От обиды и стыда на глаза навернулись слезы, да и после бега ноги стали только хуже. Моро наклонилась вниз и бережно провела рукой по стопе, пытаясь струсить прилипшие мелкие камешки. Слезы капали на деревянный пол. Становилось неприятно холодно. Так легко, так насмешливо об этом говорить! Конечно, для него это не имеет никакого значения!
Да и вообще, черт возьми, она защищала этих всех придурков, пока они там и бровью не вели. При этом они – мужики!
Прошло уже достаточно много времени, а встать не было ни сил, ни желания. Ни видеть эту насмешливую рожу, которая снова заставить умирать от стыда, ни шагать босыми покалеченными ногами. Моро легка на лавочку и свернулась калачиком, чувствуя, как по остывшему от вечернего ветерок лицу катятся горячие слезы. Неприятно охладившаяся капелька скатывается почти по виску. Нона неохотно поднимается, думая о том, почему ее никто не ищет. Хотя в этом есть и какая-то прелесть – вот так вот сидеть одной, никому не нужной, никем не замеченной. Уставшая спина бугром скоро будто сломается, жжение в ногах постепенно утихает, они начинают мерзнуть, кончики пальцев меняют цвет.
Сумерки сглаживают все, делают однотонным и невозможным для распознавания. Как будто мир становится одной абстрактной формной. Глаза перестают определять цвета и расстояния. И поэтому по телу проскакивает электрический ток, когда фигура возникает прямо перед носом. Моро слегка взвизгивает и вжимается в спинку скамьи. Перед ней стоит Хибари, и ничего нет необычного – отстраненное и насмешливое выражение, только в руках, едва-едва не роняя, на кончиках пальцев болтаются туфли. Ее туфли.
Моро не успевает толком удивиться и испугаться, как происходит вообще что-то нереальное: вместо того, чтобы просто разжать слегка подогнутые пальцы, хранитель слегка наклоняется и ставит аккуратно ставит обувь рядом друг с другом, задником в сторону Ноны. Туфли стоят немного далековато для того, чтобы это можно было расценить как «он поставил их так, именно для того, чтобы я надела», но в то же время в его манере было бы просто бросить обувь на пол.
Моро сидит молча, тупо уставившись на обувь, которая тоже потеряла цвет, но так четко выделяется на фоне всего остального. Хранитель стоит, наклонив голову едва заметно вбок, и наблюдает. Он любит это – наблюдать. А Моро ненавидит это, вспоминая, что только что было. Его взгляд копьем проходит через тело, разбивая грудную клетку. Она четко осознает, что не в состоянии идти в туфлях из-за ног, что каблуки будут застревать в гравии, что она упадет и вывихнет что-то… Но выжидать невыносимо. Щеки уже горят от одного его присутствия, а мозги отшибает напрочь. Моро на автомате берет обувь, резко и пружинно встает и направляется в сторону дома, ступая почти на ребра стоп.
Сзади слышится легкий смешок. Ему одного взгляда хватает, чтобы понять. Проницательность космическая, и от этого еще хуже, будто рядом с тобой рентген-аппарат, который еще и говорить умеет:
-Сиди здесь смирно, травоядное.
Моро также медленно и косолапо возвращается на место и ставит туфли на пол. Теперь и внешние стороны стоп болят из-за того, что шагала она практически на кости. Девушка вздрагивает от подувшего прохладного ветерка, как уже отошедший хранитель оборачивается и недовольно вздыхает.
-Сказал же смирно сидеть, - на этом быстро сбрасывает пиджак и швыряет его в сторону Моро.
Девушка почти засыпает, как мягкое прикосновение заставляет прийти в себя. Перед ней появляется Ямамото – понимающий, поддерживающий и ничего не требующий. Помогает подняться, а после этого аккуратно берет на руки. Нона вздрагивает, снова начинает краснеть, но эта мягкая улыбка работает, будто мощный антидепрессант. Тепло тела и спокойствие убаюкивают, и через пару минут девушка уже спит.
Очнуться удалось только тогда, когда вдруг тактильные центры сообщили о присутствии воды. Нона дернулась и вскочила, ей улыбнулась какая-то девушка, которая в это время в небольшом тазике мыла расцарапанные ноги. Сама же Моро в какой-то невообразимой позе лежала на огромной кровати.
-Проснулись? Как Вы? Сейчас обработаю царапины и перебинтую ноги, и сможете отдохнуть…
Снова осознала себя девушка на очередном затыке перед огромным шкафом. Она так и замерла – сняв платье и держа спальную футболку в руках. Наконец-то себя удалось пересилить, надеть это подобие ночнушки и кое-как добраться до кровати. Ноги неприятно замерзли, но что-то мешало рухнуть на кровать и уснуть. Моро еще пару секунд посидела на краю, слегка раскачиваясь из стороны в сторону и тем самым оставаясь в сознании.
Вдруг дверь тихонько приоткрылась без стука, и в мягком свечении (свет был только в дальнем коридоре, по видимости), едва отличимый от всего остального, показался мужской силуэт. Нона замерла и, кажется, перестала дышать. Хотелось бы, чтобы это был он, чтобы пришел и… Но тут все надежды обломились:
-Что не спишь, травоядное? – в голосе было немного удивления и даже какой-то… досады?
-Не хочу, - вяло ответила Нона.
-То-то ты дрыхла на руках у своего принца, - какая-то слишком ядовитая ирония. – Обувь, - коротко бросил хранитель и на этот раз просто упустил туфли вниз. Один упал ровно, второй перекинулся набок. Моро перевела взгляд на вещь и замерла так, не силах совершать никакой активности. В мозгу снова вяло зародилась мысль, что она почти голая сидит перед этим придурком, но сделать что-либо было выше возможностей.
Ни пожеланий спокойной ночи, ни скорейшего выздоровления, ни слова о произошедшей неловкой ситуации – в этом был весь Хибари. Но, уже стоя в дверном проеме, слегка обернулся, хмыкнул каким-то своим мыслям и бросил:
-И нечего так страдать из-за мелочи. Нормальное у тебя белье, - и дверь закрылась.
Щеки вспыхнули едва-едва слабее, чем в первый раз, сон улетучился в момент и появилось желание взвыть от эмоций, со свежей силой закипевших внутри.