Ревность-ревность! +______+
Шамс мчит прямо по кромке воды, рассекая тонкое прозрачное покрывало бледными подъемами ног. Шап-шап-шап! Ступнями по мокрому песку, и вода крутится, набираясь в минутно образованное углубление. Искристые брызги оседают на худых голенях, собираются в капельки и стекают вниз. Руки в стороны, а затем закинуть за спину так сильно, что выворачиваются лопатки, до хруста выгнуть кисти, присесть и пробежаться – это феникс. Почти поскользнуться на песке, оставив длинный скошенный след, присесть в самую глубокую позицию, на которую только способна, и руки вверх – приветствие Солнцу. Какая скука здесь, у этих всех, не знающих благодати огня! Какая же скука!
Поворот, прыжок, поворот, прыжок, низкое па – прямо до воды. Троекратный хлопок, вскинуть руку, полу-разворот, и то же самое в другую сторону. И снова – вверх! Показывая этому миру всю своб переполненность солнечностью. Пусть божество видит. Пусть смотрит своими глубокими алыми глазами и дарит улыбку. Пяткой во влажный и шершавый песок с напором, с чавканьем – оставить неровный след. Уколовшись об камень, прыгать на другой ноге и шипеть от боли, упасть вниз, подвернуть ногу и дуть на пятку. Крови нет, хорошо.
Стихает. Сидит. Слегка сутулая маленькая фигурка на фоне гигантского, расстеленного и разлитого на много километров и многие лета вперёд моря. И такого же вверху – необъятного, необъятого.
Не хватает своих. Никто не правит ритуалы в одиночку. Никто не… Здесь, в далеких и глухих водах, здесь есть ли люди, поклоняющиеся Солнцу? Не хватает буквально всего: нет угля, нет киновари, нет одежды, инструментов и своего. Своей земли. Своих людей. Своей семьи. Своих. Родных по духу. Нужна музыка, нужен круг, нужен хоровод. Но наплевать. Древние ритмы, въевшиеся в память когда-то давно, и теперь резко выступившие на ней, будто сукровица над раной, не дают покоя. Гудят и болят колени, подводят крепкие икроножные мышцы, ровно не бежится, прямо не стоится. Здесь, в этих еретических землях никто не правит приветствий солнцу, никто не желает ему спокойно отдохнуть за краем мира.
Но тут недурно. Такое длинно прощание шлет божество, такой спокойный, хоть не очень насыщенный цветами закат. Много желтого и оранжевого, меньше красного. Дома всё алое, всё пламенеющее! А тут?..
Тут тоже неплохо. Подмокает рукав, тронутый ласковой и теплой волной. Сил больше плясать нет. Жалко, что не умеет петь. Врезать бы гимном, взвизгнуть, как сталь, вгрызающаяся друг в друга, звонко разбить аккорд и полететь, поскакать, вышибая мрак изо всех уголков, вышибая высочайшие ноты из доступных человеческому голову. Дома есть такие умелицы. Дома…
Там тепло. Не нужно зябнуть и трястись от влаги и прохлады, прикрываясь крылом. Подкрадывается тревога. Гаснут последние отголоски. Стелется туман от изменившегося моря. Проснуться да идти, проснуться да идти прочь… Но так сладок тёплый сон. Сон о том, как сейчас, должно быть, пляшут на родине. Будут всю ночь плясать, жечь костры и петь. Ещё бы. Год прожит. И доказательство этого – встреча самого длинного дня, дня Летнего Солнцестояния. Сквозь сшитые сон и реальность, плотно сцепленные мелкими соскучившимися худыми руками долетают отзвуки фестиваля, на лице играют теплые отсветы, и приятно разливается по телу медовая наливка. Сходит напряжение, сходит страх…
-М?
-Ну ты даешь, - садится рядом, поджав одну ногу, - заснуть на песке. А если бы прилив?
-Проснулась бы, - поднимается, пытаясь понять, что происходит. С плеча легко скользит пиджак – укрыл. Так вот откуда тепло… И приятно, и горько одновременно. День был долог, и ночь стремительно-, чернильно-черна. Теплится сигаретка – последний оплот пламени среди этого холода.
-Эй, пернатая…
-М?
-Покажи мне, что такое высоты, в которых ты носишься…